Дмитрий Добровольский: «Сегодня многое уже можно сделать иначе»
Интервью с доктором филологических наук, профессором, главным научным сотрудником отдела экспериментальной лексикографии Института русского языка имени В.В. Виноградова РАН Дмитрием Олеговичем Добровольским об актуальных проблемах современной немецкой и русской лексикографии. Беседу вела Мария Катамадзе.
Накануне нового 2016-го года к.ф.н., преподаватель кафедры немецкого языка МПГУ Мария Катамадзе встретилась с известным отечественным лингвистом, специалистом по общему языкознанию и германистике, лексикографом Д.О. Добровольским. Состоялась беседа об актуальных проблемах современной немецкой и русской лексикографии.
– Дмитрий Олегович, что представляет из себя современная лексикография, чем она отличается от более ранних этапов развития?
– В первую очередь современная лексикография отличается тем, что можно использовать большие корпусы текстов. Раньше такой возможности не было, и лексикографы всегда были вынуждены использовать уже существующие словари, при этом часто воспроизводились неточности, которые уже были в старых словарях. Лексикографы пользовались своей интуицией и примерами, которые более менее случайно собирались в их картотеках в течение времени. Сейчас поиск примеров – а это самая базовая и эмпирически значимая часть работы лексикографа – проходит достаточно просто. Достаточно иметь большой и хорошо размеченный корпус. Работа состоит не столько в том, как ранее, где найти эмпирический материал, сколько в том, как его обработать, как пропустить через свое сознание огромные массивы текстового материала и из этого текстового материала вытащить структуру словарной статьи: разделить на значения, выбрать наиболее репрезентативные примеры, то есть те, которые стоит включать в словарь.
– Таким образом, в основе лексикографии сегодня лежит работа с корпусами. Как составляется корпус? Является ли это задачей самого лексикографа?
– И да, и нет. Есть большие корпусы текстов, которые либо открыты для всех online, либо доступ к ним может быть обеспечен по предварительным заявкам. Для немецкого языка это в первую очередь Мангеймские корпусы. Для русского языка – это Национальный корпус русского языка, который постоянно растет. Мы начали над ним работать в 2003 г. Сейчас это уже большой корпус, в котором представлены не только современные тексты, но и произведения XIX и XVIII веков. С другой стороны, есть, конечно, корпусы, которые лексикографы делают для себя. В нашем отделе – Отделе экспериментальной лексикографии – мы составляем специальные корпусы для своих задач, например, для работы над фразеологическими словарями. Так, в 2007 г. вышел «Словарь-тезаурус современной русской идиоматики». Мы начали его делать еще до того, как появился Национальный корпус русского языка, и чтобы расписать идиомы по семантическим полям, развести их по отдельным таксонам, нам нужно было сделать свои корпусы: корпус публицистики, корпус художественной литературы, корпус детективов (это отдельный корпус, потому что язык произведений детективного жанра довольно сильно отличается от языка серьезной художественной литературы). Один из корпусов называется «Проза 60-90-х годов», потому что мы ориентировались на современный русский язык. Еще мы подготовили «Корпус современной драмы». Когда мы работали над «Фразеологическим объяснительным словарем русского языка» и над «Академическим словарем русской фразеологии», мы пользовались и своими корпусами, и Национальным корпусом русского языка. Свои корпусы нужны еще и потому, что они составляются под специальные задачи. Чтобы сделать хороший фразеологический словарь, нужно работать с текстами, в которых встречается много фразеологизмов разных стилистических регистров.
– Дмитрий Олегович, Вы отметили, что раньше словарные статьи составлялись интуитивно и не соответствовали актуальному состоянию языка. Удается ли современным лексикографам успевать за изменениями языка? Ведь сейчас языка развивается динамичнее, чем раньше.
– И да, и нет. Всегда можно сделать только то, что получается. При составлении словарной статьи мы, конечно, пытаемся грамотно выделить все значения, описать синтаксические и прагматические особенности употребления единицы. Но все охватить невозможно. Иногда нам просто не хватает времени. Например, несмотря на то, что «Академический словарь русской фразеологии» такой большой, он неполный. В него вошли не все русские идиомы, потому что мы были ограничены объемом, который был задан определенным издательским грантом. Ну и конечно, фактор времени сыграл свою роль. Но мы продолжаем работать. Было уже второе издание этого словаря, и сегодня мы работаем над третьим. То, что мы делаем, мы стараемся делать полно и хорошо, при этом мы, естественно, не успеваем сделать все.
– А как долго одно издание словаря может оставаться в полной мере актуальным? Как часто, на Ваш взгляд, нужно, делать переиздание, вносить коррективы?
– Более или менее постоянно. В немецком языке эта проблема очень остро ощущается. Над «Новым большим немецко-русским словарем» я начинал работать еще под руководством Ольги Ивановны Москальской, потом, к сожалению, ее не стало. Ольга Ивановна считала, что переиздание совершенно необходимо, потому что тот словарь, которым мы до сих пор пользуемся, который переиздается и лежит в основе немецко-русских словарей на Яндексе, вышел первым изданием в 1969 г., то есть более пятидесяти лет назад. Авторская работа над ним была закончена в 1958 г., а пользовались составители исключительно довоенными одноязычными словарями, потому что после войны до 1958 г. ни в той, ни в другой части разделенной Германии никаких новых словарей не выходило. Поэтому этот словарь отражает уровень развития языка не 60-х, а 30-40-х гг. прошлого века. В начале 1980-х годов, когда Ольга Ивановна планировала его переиздание, это было совершенно необходимо. А любая словарная работа, тем более такая объемная, занимает очень много времени. Первый том «Нового большого немецко-русского словаря» вышел в 2008 г., а третий – в 2010 г. И на тот момент словарь был самым современным и отражал максимум того, что нам тогда удалось сделать. А сейчас, хотя пользователи с ним успешно работают, с нашей, авторской, точки зрения, там многое уже устаревает или же описано либо недостаточно грамотно, либо слишком длинно. Сегодня многое уже можно сделать иначе. Появились новые корпусные данные, можно иначе выделять в слове отдельные значения, точнее описывать фонетические особенности: например, несет ли слово фразовое ударение или нет, и влияет ли это на его значение. Иными словами, появилось много новой информации, поэтому сейчас мы делаем новый словарь. Хотя со дня выхода «Нового большого немецко-русского словаря» не прошло и десяти лет, мной и моими ближайшими коллегами он уже воспринимается как старый и нуждающийся в серьезной переработке. И если подходить к делу по-настоящему серьезно, нужно после окончания работы над каким-либо словарем, тут же начинать разработку его новой версии. Собственно, так и получилось с «Академическим словарем русской фразеологии». Первое издание вышло в 2014 г, а в 2015 г. уже вышло второе. И не успело оно выйти, как мы начали работать над третьим. Когда мы закончим и когда он будет издан – это отдельный вопрос.
– То есть это настоящая гонка лексикографов за развитием языка.
– Да, за развитием языка и за способами его описания. Потому что сами лексикографы со временем становятся профессиональнее и умнее, лингвистика развивается, появляются новые теоретические работы, позволяющие более точно описать явления языка.
– Дмитрий Олегович, Вы говорите об изменении способов описания языкового материала. Какие новые методы Вы используете сегодня при составлении словарной статьи?
– Если брать немецко-русские словари, то появились не то что новые методы, а появились новые данные. Когда в Институте немецкого языка в Мангейме был подготовлен и издан – сейчас уже двухтомный – словарь немецких коннекторов, то появилась возможность более точно описать все коннекторы. А коннектор – это любое слово, функция которого соединять части предложения или отдельные предложения, то есть это любые соединительные структуры. Описывать их крайне трудно, потому что у них нет предметного значения, как у слов стол и стул, их нельзя пощупать. В каждом языке они устроены своеобразно и непредсказуемо. Одни влияют на порядок слов, другие не влияют; одни требуют после себя обратного порядка слов, другие – прямого, а иногда допускаются оба варианта, но при этом меняется значение. И это все для немецкого языка сегодня описано уже на высоком профессиональном, академическом уровне. Конечно, современный немецко-русский словарь должен это учитывать. Сейчас недостаточно просто сказать, что каждый немецкий союз имеет русский эквивалент, что und– это и, aber – это но. Сегодня описание должно быть намного более тонким, сложным; оно должно давать возможность человеку, который изучает язык профессионально, найти в словаре всю ту информацию, которой нет в грамматике. Понятно, что язык, грубо говоря, состоит из двух частей: грамматики и словаря. Если мы знаем всю грамматику, то мы можем составлять правильные предложения из тех слов, которые мы знаем. При этом мы должны знать все слова. Если мы знаем все слова и все грамматические правила, значит, мы владеем языком. Грамматика описывает эти правила, а словарь описывает все слова. И если хороших словарей нет, значит, у человека нет даже потенциальной возможности хорошо, полно выучить язык. И здесь есть еще одна сложность, которая находится в центре внимания современной лингвистики в последнее десятилетие и состоит в том, что язык не безразличен к грамматике, а грамматика не безразлична к словарю. Не все правила работают на всем пространстве языка, и не любое слово подчиняется тому правилу, которому оно по идее должно было бы подчиняться. Есть множество слов, которые ведут себя не совсем по правилам, и тогда словарь должен фиксировать при этом слове, какие отклонения от какого правила они требуют для своего употребления. И наоборот, каждое правило работает только на определенном куске словаря. И хорошая грамматика должна быть настроена на словарь.
– Значит, сегодня, чтобы описать в словаре любое слово, даже союз, нужно проанализировать большой массив данных и привести в статье большое количество примеров, учитывающих особенности употребления в разных контекстах. И этого раньше не было? Это характерно именно для современной лексикографии?
– Безусловно. Причем, здесь еще сложность в том, что нужно проанализировать огромное количество примеров, но нельзя привести все эти примеры в словаре. Если я приведу все те примеры, которые проанализировал, никто не будет в состоянии дочитать мою словарную статью до конца, и таким словарем невозможно будет пользоваться. Поэтому всю эту огромную, разрозненную информацию, нужно объединить в какие-то кусты, и описать только то, что держит их вместе. Практически в каждом контексте у того или иного слова появляется какой-то свой оттенок значения, свой режим употребления. Поскольку невозможно строить словарь так, чтобы в нем у каждого слова было столько значений, сколько контекстов его употребления удается найти в современных корпусах – их может быть сотни тысяч и даже миллионы, – необходимо все это многообразие свести к какому-то разумному количеству значений.
– Дмитрий Олегович, Вы работаете и над одноязычными, и над двуязычными словарями. В чем специфика составления двуязычного словаря, основные отличия, сложности по сравнению с одноязычным изданием?
– Разумеется, между принципами составления одноязычных и двуязычных словарей есть различия. Даже разбиение слова на значения не должно обязательно совпадать в одноязычном словаре и двуязычном. Например, в одноязычном немецком словаре определенные значения слова могут не разделяться, потому что, с точки зрения носителей языка, это тоже самое. Но при переводе на русский язык может оказаться, что один оттенок переводится одним словом, а другой – совсем другим. И сточки зрения русского языка, это разные вещи, и значит, значения нужно разделить. И наоборот, те значения, которые разделяются в одноязычном немецком словаре, могут совпасть в русском языке, и нет смысла их разделять, потому что у них совпадут все переводы, и носителями русского языка они не будут восприниматься как разные. Отсюда очевидно, что структура значений двуязычного словаря не должна повторять структуру значений словаря одноязычного. Это очень хорошо видно на примере коннекторов, частиц, определенных наречий. «Маленькое» служебное слово, семантику которого очень трудно ухватить, как правило, не разделяется на значения в одноязычных словарях. Но на русский оно может переводиться десятью разными способами и это необходимо отразить в словарной статье.
– Дмитрий Олегович, какие задачи стоят перед Вами и группой экспериментальной лексикографии в новом году? Какие словари Вы планирует подготовить?
– На основе большого немецко-русского словаря, который мы уже упоминали, мы сейчас делаем, уже почти заканчиваем, однотомный словарь, около 30.000 слов, куда должна войти основная лексика, хотя понятно, что активно человек не употребляет 30.000 единиц; ему хватает примерно шести тысяч. Этот словарь будет отличаться от «Нового большого немецко-русского словаря» не только тем, что он меньше, но и принципами описания. Ведь если словарь меньше, то и каждая статья в нем должна быть более убористая. Это принципиально новый словарь, и идея его создания связана с тем, что большим словарем не очень удобно пользоваться, потому что это три тома, и прежде, чем искать слово, нужно представить себе, какой том снять с полки. Такой большой словарь нужен очень узкому кругу людей, которые ищут что-то такое, чего нет в словарях более привычного объема. С другой стороны, словари более привычного объема, однотомные, которыми пользуется большинство людей, на сегодняшний момент во многом устарели и не отражают современного уровня развития языка. Этими соображениями и мотивирована необходимость нашей новой работы.
Одновременно мы начали работу над новым большим словарем, который будет совсем-совсем другой, чем наш словарь 2008-2010 гг. Там другой авторский коллектив, он будет иначе называться. И еще мы работаем над фразеологическим немецко-русским словарем. Здесь мы в основном ориентируемся на online-версию, чтобы этот словарь с самого начала был доступен в интернете. Части его уже размещены на сайте Института немецкого языка в Мангейме.
– Дмитрий Олегович, большое спасибо за беседу и всего самого доброго в новом году.
– И Вам спасибо большое.